И тут сквозь вопли и маты отчетливо послышался безмятежный ангельский голосок:
- Котик, а почему ты шумишь?
Один из бугаев втянул голову в плечи, мгновенно съежился в размерах, и рысцой подбежал к маленькой, кругленькой от беременности барышне. Вы помните басню про слона и моську? Что-то типа того: такой виновато юлящий слон и милая толстенькая моська в голубых рюшках. Слон начал что-то объяснять, тыча пальцем в сторону машин, и у барышни медленно стекленел взгляд. Это был даже не взгляд снайпера, а взгляд лаборанта на триста семнадцатую белую мышку за пять минут перед взвешиванием мышиной селезенки. Не мигающий. Холодный. Мертвый.
Барышня с улыбочкой Ганнибала Лектора двинулась ко второму водиле, не сводя с него глаз, так, что тот только попятился (у меня самого гнилым холодком по спине потянуло), и на расстоянии метра в два тихо и четко распорядилась:
- А ну в пи... отсюда.
Водила на полусогнутых бросился в машину и немедленно смылся.
Есть еще женщины в русских селеньях, есть.
- А ну в пи... отсюда.
Водила на полусогнутых бросился в машину и немедленно смылся.
Есть еще женщины в русских селеньях, есть.