Время около четырех утра, дети посапывают в палатке, Гриша давно спит в авто (палатки не признает принципиально), я и брат сидим у костра, ведем разговоры за жизнь и неспешно допиваем пиво. Красота. Глядя на восток сквозь макушки высоченных сосен, просматривается еле заметная предрассветная полоска - час и покажется солнце. И тут, со стороны болота, доносится чуть слышный рык. То снова появится, то вдруг резко оборвется. Мы с братом переглянулись:
- Да не, не может быть, - сказал озадаченный брат.
- Со стороны болота вряд ли, если только с бора приперся, - предположил я.
- Да не ходили они тут никогда. Пойдем, посмотрим, - добавил я.
Взяв по топору, мы выдвинулись к автомобилю - он стоял чуть выше в стороне.
И опять раздался продолжительный и утробный рык.
- Матерый, сука, - резюмировал чуть слышно брат, перекладывая топор из руки в руку.
Подойдя к авто мы остановились, и начали вглядываться в еле светлеющий лес.
С озера веяло утренней прохладой, недопитое пиво грелось у костра.
Я прислонился к машине, вслушиваясь в тихий летний лес.
Вдруг авто закачалось, ворочался Гриша.
И одновременно из него донесся Гришин утробный храп...
Даже наш с братом ржач не смог разбудить этого «кабана».
С тех пор Григория, в узких кругах, кроме как «матерый» и не зовут, да он и не обижается.
И опять раздался продолжительный и утробный рык.
- Матерый, сука, - резюмировал чуть слышно брат, перекладывая топор из руки в руку.
Подойдя к авто мы остановились, и начали вглядываться в еле светлеющий лес.
С озера веяло утренней прохладой, недопитое пиво грелось у костра.
Я прислонился к машине, вслушиваясь в тихий летний лес.
Вдруг авто закачалось, ворочался Гриша.
И одновременно из него донесся Гришин утробный храп...
Даже наш с братом ржач не смог разбудить этого «кабана».
С тех пор Григория, в узких кругах, кроме как «матерый» и не зовут, да он и не обижается.