Саша Молотков долго не мог решиться, о чем писать в сочинении про самый страшный день в своей жизни. Очень странное решение учительницы литературы и русского языка Евы Аркадьевны Полководец изменить обычную тему "Как я провел лето" привело в восторг весь класс. Кроме, разумеется, Саши. И не потому, что вспомнить было нечего, слава Богу - и войн, и бедствий на его веку, вернее веках, было немало. В этом-то и была проблема. К тому же беспокойство вызывала настойчивость училки, с которой она раз за разом возвращалась к опасным для Саши темам.

Это началось с того момента, когда на уроке, посвященном творчеству Льва Толстого, Молотков, увлекшись, сболтнул лишнего о великом писателе. Забылся и упомянул, то, что никто кроме близких друзей Левушки знать не мог. Никто вроде и не заметил, но Ева Аркадьевна после этого очень изменилась. Всегда приветливая и радостная раньше, теперь стала чуть настороженнее. Правда, самого Сашу Ева Аркадьевна очень сильно раздражала. Он не мог понять почему, но не было сил смотреть на нее без сильной неприязни.

Молотков был счастливчиком или самым несчастным человеком на земле. Сам он не мог определиться. Дело в том, что он помнил все свои предыдущие жизни. Рождался, жил, потом, погибал на войне или умирал от болезней и снова рождался. Но всегда помнил, кем он был раньше. У него было много родителей, много национальностей, огромное число друзей, бесчисленное количество женщин. В некоторых жизнях он отдыхал, в некоторых добивался невероятных успехов, не раз был гением, бывал злодеем. Огромное удовольствие ему доставляло читать о себе же в учебниках истории.

Дмитрий Васильевич, мужчина 54-х лет от роду, работал бригадиром смены вагоно-ремонтного депо одной железнодорожной станции. Смена под его руководством доработала до 10 утра, и рабочие пошли в бытовой вагон. Обычно все ложились отдыхать, но в этот летний день в депо выдавали зарплату. Оставалось подождать пару часов и после 12 идти в бухгалтерию. Настроение у всех было на высоте, по вагону неслись шутки и дружный хохот рабочих.

Бригадир жил в небольшом поселке, населённом преимущественно работниками Ж/Д. Он приехал сюда 32 года назад, еще в молодости. Обзавелся семьей, на данный момент имел взрослую дочь и двух внучек. Домой он ходил по железнодорожному полотну, метров 600, затем сворачивал на тропинку и - почти во дворе. И в этот светлый день, получив деньги, Дмитрий Васильевич направился восвояси. На станции бригадир зашел в магазин, где всегда оставлял залог в тысячу рублей - после смены он брал одну-две банки пива, чтобы было не скучно идти, и сладостей для своих внучек. Отдав деньги знакомой продавщице, Дмитрий пошел по шпалам, шурша сапогами по щебёнке.

Не доходя метров 200 до сворота, бригадир увидел старика. Он практически всех знал в этом поселке, где было около 6000 тысяч человек населения. Но этого старца видел впервые. Дед сидел на рельсах, на нем была простая одежда: потертая рубаха и выцветшие брюки. Седые волосы, такая же седая и длинная борода.

- Здрав будь, путник! - Дмитрий присел рядом - Вижу, Вы не местный... Какими судьбами?
- Вот скажи мне, Василич... Ты в Новый год желание загадывал? - ошарашил Дмитрия старик.

Как-то раз Бобров поймал Мальцева с пятилитровой пластмассовой емкостью фальсифицированной водки. Проходил мимо него по улице и по запаху ацетона фальсификацию учуял. Схватил за ворот, посмотрел в его зрачки и ударил вполсилы по печени.

Вдруг чувствует - что-то не то. Стоит Мальцев и улыбается. Бобров тогда посильнее ударил. А Мальцеву хоть бы что: улыбается и хихикает. Начал тогда Бобров бить Мальцева по почкам - и руками, и ногами. Никакого эффекта. Пришлось ему тогда так отволочь Мальцева к милиционерам за уши и за волосы. Расстроился Бобров, попросил милиционеров быть построже с Мальцевым, и домой поехал, да и напился с горя. Думал, что ослабел.

Иван Петрович оглянулся на свою супругу Анну Николаевну, озабоченно смотрящую на него сквозь толстые линзы очков, и аккуратно приоткрыл дверь в комнату внука. Перед ним открылась знакомая за последнюю неделю картина: 15-летний внук Андрей, приехавший к ним на летние каникулы, с надетыми на голову наушниками, ожесточенно стучал по клавишам старенького ноутбука и порывисто юзал не менее старой мышкой. Время от времени он откидывался от стола, вскрикивал, порывисто вскакивал с кресла и тут же падал обратно, тупо уставившись на экран монитора.
- Да блин, что же такое-то! Куда админы смотрят?!! Этот Аргус - «читерюга» же реальный, сплошные «хедшоты»!!! Блин, ну ладно, сейчас слонобоя возьму и устрою ему, козлу вонючему!
Пауза миновала, и Андрей снова схватился за мышь.

- Андрей, Андрей, - негромко позвал внука дедушка. Но Андрей никак не реагировал на деда, полностью поглощенный игрой. Тогда Иван Петрович потряс внука за плечо. Тот дернулся и с раздражением, в очередной раз отбросив от себя мышь, резко повернулся к стоящему сбоку деду.
- Блин, ну дед, я же тебя просил не приставать, когда я гамаю! Опять меня в чешку отоварили! - со злостью срывая с себя наушники, проорал внучок.

Рано утром к ваятелю Джерку пришел царский визирь.
- Здравствуй, Джерк, - сказал визирь. - Я вижу, сфинктер удался на славу.
- Это сфинкс, - буркнул Джерк, шлифуя нос статуи крупным напильником.
- Да неважно, - отмахнулся визирь. - Я к тебе по другому вопросу.

Джерк вздохнул и повернулся лицом к визирю.
- Слушаю тебя, визирь Неберуф.

Тот облизнул губы и продолжил:
- Его величество фараон-батюшка Тьфутинахт Семнадцатый желает построить статую. Ты ведь можешь построить статую?
- Изваять, - проворчал Джерк. - Могу.
- Не придирайся к словам, Джерк, - строго сказал Неберуф. - Просто скажи: "Да, господин визирь".
- Угу, - кивнул Джерк.

Зашел сегодня в магазин, хлеба купить и так, по мелочам. Стал в очередь в кассу, стою. Передо мной человек пять-шесть. Стою, жду терпеливо. Минут через десять до меня очередь дошла. Слава Богу, думаю, наконец-то. И только хотел уже с кассиршей поздороваться, как тут на тебе. Подходит старушка. В руках половинку черного держит и баночку сметаны, жирность 15 процентов.

- Сынок, - говорит. - Дозволь бабушке без очереди товар отбить. Бабушка старенькая, ей тяжело.
Тут я и опешил.
- Вот те здрасьте, - отвечаю. - С какого такого, фига, бабуля, я вас должен пропускать? И вообще, почему вы о себе в третьем лице разговариваете? Вы что, царица какая может, а остальных за гвоно тут держите?
Позади народ тоже возмущаться стал, зашумели: мол, кого ты старая говном обозвала? И почему прешься тут без очереди?

Мачеха с кривой усмешкой вылила воду из двух ковшей и тщательно перемешала носком башмака.
- К вечеру отделишь одну воду от другой, - сказала она. - А потом вот, - она протянула пакет с семенами, - посадишь, польёшь, вырастишь и соберёшь урожай с каждого! И не забудь про птиц!
Золушка только вздохнула: "Хорошо..."
- Так, что ещё... - в задумчивости нахмурилась мачеха. - Про купол сказала, про источники света сказала, про небо и землю тоже, про птиц, зверей и гадов морских... вроде всё. И сроку тебе неделя. Но конечно, если сумеешь управиться за шесть дней, - тут мачеха позволила себе ещё одну насмешливую улыбочку, - то в день седьмой можешь отдохнуть от трудов своих. А нам пора на бал. Счастливо оставаться...

Светило солнышко, пели птички, настроение у Золушки было поганое. Полы она уже натёрла, посуду помыла, но оставалось ещё неперебранное зерно, нестиранное бельё и эти гадкие розовые кусты, от которых она всегда чихает. А тут ещё в дверь кто-то ломится.

- Вам кого? - спросила Золушка, приоткрыв окошко в двери. - Никого нет, все уехали на бал.
За дверью обнаружилась высокая костлявая старуха с живописной бородавкой на носу.
- Элла Синдер здесь живёт?
- Да... - Золушка даже растерялась. - Это я.
- Вот тебя-то мне и надо, - довольно хмыкнула старуха. - Открывай давай.
Угрозой от старухи не веяло, но Золушке всё - равно стало как-то неуютно.
- А Вы, собственно, кто?
- Родственница, - отрезала старуха. - Ну ты открывать будешь или нет?

Проснувшись утром с ужасной головной болью, Джимми долго смотрел в потолок и о чём-то думал. Жил он в Сиэтле, один. Но к нему часто приходили друзья. Выпить, покурить, да поговорить... Ничего особенного. Зарабатывал он себе на жизнь, работая на складе... Джимми всегда мечтал о другой работе... Мечтал о творческой работе. В общем, о такой работе, от которой он получал бы огромное удовольствие. Но жизнь так сложилась, что Джимми рано лишился отца. Смерть отца он пережил очень тяжело, ведь это самая первая потеря в его жизни. И остался он жить с матерью вдвоем. Жили они бедно, поэтому Джимми подрабатывал после школы, помогая своему старому знакомому разносить газеты по домам. А иногда он бродил по улицам, в поисках пустых бутылок и сдавал их взамен на деньги... В общем, многие так жили, ничего особенного тут нет...

Пролежав в постели еще минут 15, Джимми заставил себя встать. Он оглядел свою комнату. Разбросанные бутылки, окурки и спёртый запах сигарет заставили вспомнить ему вчерашний вечер. То-то голова раскалывалась на части... Дело в том, что с Джимми произошло нечто ужасное...

Однажды, после очередного трудового дня Джимми возвращался домой. На улице было уже довольно темно. Дорога была длинной... Обычно, чтобы скоротать время, он придумывал разные истории, воображал себя героем какого-нибудь фильма. Городские огни, шум машин только вдохновляли его. Для полной картины ему не хватало музыки. Тут он вспомнил про свой старенький плейер. Одев наушники, Джимми полностью погрузился в свои фантазии. А в это время за тёмным углом его ждал неприятный сюрприз. Человек в черном поджидал подходящего момента напасть. Ничего не подозревающий Джимми шёл не спеша и вдруг кто-то повалил его на землю. Что случилось, Джимми так и не смог понять. Просто не успел. Отключился.

- Это будет сложно. Это вопрос религии, как и у тебя. Католицизм учит, что в момент зачатия Создатель дает будущему ребенку душу, так что аборт, даже самый ранний...
- В момент слияния ядер сперматозоида и яйцеклетки? - перебил он.
- Ну... - она задумалась. - Так прямо это нигде не сказано, но видимо да.
- Тогда каждую третью душу он получает назад в первые трое суток (не имплантируется яйцеклетка) и еще каждую пятую - в первые три недели (не развивается плацента). То есть больше половины душ теряется раньше, чем дама что-то заметила. С другой стороны, у родившихся будет дефицит душ, так как 6 малышей из тысячи - это однояйцевые близнецы, возникшие при дробления яйцеклетки уже после зачатия. Тебе это не кажется странным?
- Наллэ, это же религия! Ее нельзя понимать буквально, как кодекс законов.
- Нет, Эстер. Если по религии судят о допустимости или недопустимости каких-то актов, то это - кодекс законов, и толкование обязано быть буквальным. Dura lex, sed lex.

На похороны своего отца Игорь ехал со смешанными чувствами. С одной стороны, папу, конечно, было жаль. Все таки родил и даже чуть-чуть пытался воспитывать, в перерывах между запоями. С другой, покойную мамку и свою последующую, тоже уже покойную, жену бил смертным боем. Денег опять же хрен когда давал. В квартиру после свадьбы жить не пустил. Мол, нас тут и так много: сам, жена, падчерица Женька, для двушки. Игорь попытался подать в суд на размен, но не вышло. Ко всему прочему, как только он обосновался в России, на родине жены, для получения гражданства и вселения в малосемейку, пришлось выписаться с белорусского адреса.

Игорь трясся на заднем сидении машины друга Бори и прикидывал, сколько он может получить после продажи квартиры. Ну, половину придется отдать Женьке. Это если все же отец упомянул ее в завещании. Но это вряд ли. По сообщению соседа и друга детства Олежки, Николаич в последнее время выходил во двор с бутылкой и рассказывал, что хата после его смерти отойдет к Игорьку. Женька живет в Украине с каким-то хорем, поэтому она и выписана наверняка. Так что ноу проблем: переоформляем хату, продаем по-быстрому через агентство - и адью! А деньги пойдут в бизнес.

Игорь занимался ламинатом. Фирма была оформлена на того самого друга Борю, поэтому Игорь денег реальных не имел. Ничего, вот получит он 30-35 тысяч баксов и войдет в долю как полноправный хозяин. И жена не будет пилить его за безденежье.