Бывают, правда, недоразумения. Некоторые не могут удержаться от соблазна и, с умыслом или по наивности, переходят запрещённые границы. Как ни удивительно, случается такое довольно часто, ибо люди, даже прошедшие такой тяжёлый и долгий путь на Седьмое небо, всё равно остаются людьми. И как всем людям, им свойственны спонтанность, непредсказуемость и неудовлетворённость. Довольствоваться тем, что имеешь, не в их правилах. Всегда чего-то не хватает для полного счастья. Постоянно ноет под ложечкой, когда думаешь о запретном. Запрет для того и запрет, чтобы его нарушать. Чтобы посмотреть, что случится, если его нарушишь. А не случается ничего. Совсем ничего не происходит. И если хватает ума на этом остановиться, то наказание может быть по-отечески мягким. А другие, почувствовав безнаказанность и вседозволенность, идут во все тяжкие, пока не нарушат все запреты, не успокоятся. Ещё и другим хвастаются, мол, смотри - нарушил, а мне за это ничего.
В самих запретах смысла не было совершенно. Например, запрещалось есть суп вилкой, запрещалось петь в душе на шумерском языке, нельзя было ковырять вязальной спицей в ухе и ещё десяток подобных условий. Они и придуманы были специально для проверки на лояльность. Но, пока человек жил, его никто не трогал, никто не наказывал и даже не делал замечаний. Зато после смерти душа нарушителя попадала к судье, который и решал его судьбу.
- Следующий, - крикнул судья.
В зал заволокли и бросили на пол очередную душу, закованную в кандалы и одетую в полосатую арестантскую робу.
- Так, - судья положил перед собой толстый пыльный фолиант, полистал его и сурово посмотрел на подсудимого. - Да ты злостный рецидивист. Посмотри, какое у тебя личное дело толстое. Как же тебя угораздило.
Душа, стоя на коленях, виновато пялилась в пол.
- Самое обидное, что попал сюда за рекордное число реинкарнаций, прямо спринтерским темпом. Говорили о тебе хорошо - старательный, целеустремлённый, законопослушный, надёжный. И тут - раз, и начал читать книги вверх ногами. Нарушение параграфа пятого.
- Мне так удобно было читать.
- Ты забыл, кто перед тобой? Я же твои мысли читаю, как газету. И, заметь, не вверх ногами. Признайся, если бы не было такого запрета, додумался бы ты читать перевёрнутую книгу?
- Вряд ли.
- Вот и ответ. Ты думал, что проверяешь нас, а на самом деле проверяли тебя. Неужели, невозможно было удержаться, чтобы не почистить обувь кетчупом? Неужели так важно было показывать кукиши лягушкам? Не зайцам, не муравьям, а именно лягушкам, потому что в запрете упомянуты именно они.
Душа растеряно сопела, не поднимая голову, не осмеливаясь посмотреть в глаза судье.
- Не буду задерживать. Мне в этом деле всё понятно. Ты приговариваешься к выселению в Ад. Уведите. Следующий!
Душу подхватили под белы ручки, но она вырвалась, бросилась к ошарашенному судье и упала колени прямо перед кафедрой.
- Помилуйте! Только не в Ад! Хотя бы на Первое небо! Не нужно в Ад!
- Успокойся, - раздражённо сказал судья, - не нужно истерик. Ты сам выбрал для себя путь.
- Дайте хоть один шанс! Ведь из ада невозможно подняться обратно на небо!
- Совершенно верно. В аду реинкарнация закольцовывается, ты всегда будешь рождаться в Аду. Таковы правила. Что я могу поделать. Уводите! В реинкарнаторскую!
Теперь душу скрутили покрепче, и как она не трепыхалась, поволокли по длинному узкому коридору, в конце которого ярко светила лампа. Под лампой стоял стол для реинкарнаций, откуда осуждённые уже попадали в места не столь отдалённые. Кому не столь, а кому отдалённые настолько, что обратно пути нет. Вяло сопротивляющуюся душу бросили на стол, привязали руки-ноги ремнями и нажали на стене большую красную кнопку, на которой был нарисовано адское пламя. Через секунду душа исчезла, оставив после себя лишь лёгкий запах электричества.
Фёдор с утра напился. Но не просто так, от скуки и безысходности жизни. Нет, сегодня есть повод - жена родила сына. Долбанного ублюдка, каких у него шестеро. Жрать нечего, спать не на чем, а она - рожу, рожу. Вот и родила. Эх, думал Фёдор, если бы не дети, что бы он смог спеть сделать по жизни.
Дом уже был рядом: дореволюционное здание, перекошенное, с облупившейся штукатуркой, кривой деревянной лестницей. В заросшем бурьяном дворе играли в футбол дети. Петька, старший сын Фёдора, стоял на воротах. Для своих четырнадцати лет он выглядел неубедительно - мелкий, худой, чумазый, одетый в старый, советских времён, трикотажный спортивный костюм. Увидев отца, пацан весь сжался, хотел было нырнуть за сараи, пока отец не увидел, но Фёдор уже махал ему.
Петька подошёл, пытаясь не смотреть отцу в глаза и сразу получил крепкий подзатыльник.
- Так, щенок, всё гуляешь? Уроки сделал?
- Да каникулы же, па.
- А ты не спорь с отцом! Сопли вытри, а потом спорь, - звонкая пощёчина оставила на щеке красное пятно. - Короче, папа устал, папа пошёл спать. Чтоб никто не шумел, ясно? А когда проснусь, чтобы бутылка водки была. Где хочешь бери. Не будет - уши оторву. Праздник сегодня, в гробу я такие праздники видал, у тебя брат родился. Ещё один спиногрыз.
- За что? - неожиданно для себя спросил Петя.
- Что за что?
- Ему-то за что такой ад?
- А мне за что? - ухмыльнулся Фёдор и пошёл домой.
- А мне? - пробормотал вслед уходящему отцу Петя и стал думать, где можно достать деньги на водку.
© Goos
- Следующий, - крикнул судья.
В зал заволокли и бросили на пол очередную душу, закованную в кандалы и одетую в полосатую арестантскую робу.
- Так, - судья положил перед собой толстый пыльный фолиант, полистал его и сурово посмотрел на подсудимого. - Да ты злостный рецидивист. Посмотри, какое у тебя личное дело толстое. Как же тебя угораздило.
Душа, стоя на коленях, виновато пялилась в пол.
- Самое обидное, что попал сюда за рекордное число реинкарнаций, прямо спринтерским темпом. Говорили о тебе хорошо - старательный, целеустремлённый, законопослушный, надёжный. И тут - раз, и начал читать книги вверх ногами. Нарушение параграфа пятого.
- Мне так удобно было читать.
- Ты забыл, кто перед тобой? Я же твои мысли читаю, как газету. И, заметь, не вверх ногами. Признайся, если бы не было такого запрета, додумался бы ты читать перевёрнутую книгу?
- Вряд ли.
- Вот и ответ. Ты думал, что проверяешь нас, а на самом деле проверяли тебя. Неужели, невозможно было удержаться, чтобы не почистить обувь кетчупом? Неужели так важно было показывать кукиши лягушкам? Не зайцам, не муравьям, а именно лягушкам, потому что в запрете упомянуты именно они.
Душа растеряно сопела, не поднимая голову, не осмеливаясь посмотреть в глаза судье.
- Не буду задерживать. Мне в этом деле всё понятно. Ты приговариваешься к выселению в Ад. Уведите. Следующий!
Душу подхватили под белы ручки, но она вырвалась, бросилась к ошарашенному судье и упала колени прямо перед кафедрой.
- Помилуйте! Только не в Ад! Хотя бы на Первое небо! Не нужно в Ад!
- Успокойся, - раздражённо сказал судья, - не нужно истерик. Ты сам выбрал для себя путь.
- Дайте хоть один шанс! Ведь из ада невозможно подняться обратно на небо!
- Совершенно верно. В аду реинкарнация закольцовывается, ты всегда будешь рождаться в Аду. Таковы правила. Что я могу поделать. Уводите! В реинкарнаторскую!
Теперь душу скрутили покрепче, и как она не трепыхалась, поволокли по длинному узкому коридору, в конце которого ярко светила лампа. Под лампой стоял стол для реинкарнаций, откуда осуждённые уже попадали в места не столь отдалённые. Кому не столь, а кому отдалённые настолько, что обратно пути нет. Вяло сопротивляющуюся душу бросили на стол, привязали руки-ноги ремнями и нажали на стене большую красную кнопку, на которой был нарисовано адское пламя. Через секунду душа исчезла, оставив после себя лишь лёгкий запах электричества.
Фёдор с утра напился. Но не просто так, от скуки и безысходности жизни. Нет, сегодня есть повод - жена родила сына. Долбанного ублюдка, каких у него шестеро. Жрать нечего, спать не на чем, а она - рожу, рожу. Вот и родила. Эх, думал Фёдор, если бы не дети, что бы он смог спеть сделать по жизни.
Дом уже был рядом: дореволюционное здание, перекошенное, с облупившейся штукатуркой, кривой деревянной лестницей. В заросшем бурьяном дворе играли в футбол дети. Петька, старший сын Фёдора, стоял на воротах. Для своих четырнадцати лет он выглядел неубедительно - мелкий, худой, чумазый, одетый в старый, советских времён, трикотажный спортивный костюм. Увидев отца, пацан весь сжался, хотел было нырнуть за сараи, пока отец не увидел, но Фёдор уже махал ему.
Петька подошёл, пытаясь не смотреть отцу в глаза и сразу получил крепкий подзатыльник.
- Так, щенок, всё гуляешь? Уроки сделал?
- Да каникулы же, па.
- А ты не спорь с отцом! Сопли вытри, а потом спорь, - звонкая пощёчина оставила на щеке красное пятно. - Короче, папа устал, папа пошёл спать. Чтоб никто не шумел, ясно? А когда проснусь, чтобы бутылка водки была. Где хочешь бери. Не будет - уши оторву. Праздник сегодня, в гробу я такие праздники видал, у тебя брат родился. Ещё один спиногрыз.
- За что? - неожиданно для себя спросил Петя.
- Что за что?
- Ему-то за что такой ад?
- А мне за что? - ухмыльнулся Фёдор и пошёл домой.
- А мне? - пробормотал вслед уходящему отцу Петя и стал думать, где можно достать деньги на водку.
© Goos
Информация
Навигация
Лучшие истории
Последние комменты
Реклама