Зато теперь у меня есть «антирадар». Благодаря этому устройству я могу наслаждаться скоростью под орущий компакт-диск с моим любимым сборником блюзов. Музыка пробивает до костей, я даже пытаюсь подпевать. Получается фальшиво, но учтем, что в этот момент существует только мой блюз, мой автомобиль и моя дорога. И это всё моё.
В тот день я выехал на полтора часа позже, чем обычно: семейные дела задержали. Поэтому тормознул возле магазина - унылого крашеного павильончика, которым заправлял какой - то джигит. Заведение так и называлось: «У абрека». На вывеске изображена бородатая рожа с выпученными глазами - очевидно, тот самый Абрек.
Стратегически расположена лавка идеально: в аккурат на повороте к федеральной трассе. Поневоле задумаешься: не забыл ли чего в дорогу? Правда, внутри противно пахнет мелким бизнесом и ещё чем - то прокисшим, от чего хочется не задерживаться.
Вот и я купил сигареты и вернулся к машине. Там-то меня и поймал этот пацан.
- Дяденька! - голос у него заметно дрожал. - А вы же в Тагил едете?
- Ну.
- Возьмите меня до Невьянска!
Я взглянул на него: щуплый, лет тринадцать - четырнадцать, одет в черную куртку и джинсы, грубо подрезанные снизу ножницами. Зачем он мне? И отказался наотрез.
- Я что, похож на таксиста?
- Но мне очень надо!
По щекам его лились вполне натуральные слезы.
- Мамка у меня после инфаркта лежит! - рыдал он. - Даже пошевелиться не может! Кто её напоит-накормит?
- А отец где?
- Здесь, в городе таксует... Денег немного заработал и отправил со мной.
- Кто же с матерью сейчас?
- Сосед...
- Мамку-то любишь?
- Люблю... - прерывисто всхлипнул он. - Очень люблю!
Короче, посадил я его. Пожалел, наверное. И вспомнил, как сам когда-то работал таксистом. Не официальным, с законопослушными «шашечками» на борту, а так... Частным извозчиком на шестёрке, «бомбилой». Тогда у меня даже имени толком не было: «шеф» и «слышь, командир» - вот как меня звали. Не скажу, что «бомбёж» доставлял мне удовольствие, просто время было такое. На основной работе платили копейки, вот и приходилось выкручиваться.
В дороге пассажир вёл себя тише воды ниже травы. Лишь в самом начале он по достоинству оценил красные огоньки приборной панели и ревущий звук двигателя.
- Ого! Это с турбиной «Мазда»?
- Угу.
- А правда, что рвёт, как зверь?
Я вздохнул. «Эс икс семь» действительно зверюга, но и бензина жрёт соответственно - больше двадцати литров на сотню. Порою складывается такое ощущение, будто весь день кружишь возле заправки.
Я нажал на газ, и джип так резво скакнул вперёд, что нас прижало к спинкам кресел. Парнишка восхищённо выдохнул. Думаю, он очень хотел ещё поговорить про машину, но я не дал ему такой возможности: пощёлкал кнопками управления, добавил громкости в динамиках - блюз мощными гитарными риффами выплеснулся наружу.
До Невьянска долетели за час. Это не очень большой и очень сонный город. Значительную часть его составляют дома частной застройки. Хотя есть и «сталинские» дома, и современные многоэтажки, а по окраинам - потемневшие от времени двухэтажные купеческие особняки с вычурным декором. На главной улице можно запросто встретить мужичка в треухе погоняющего буренку.
Обычно Невьянск город рекламируют как место, где расположена «падающая» башня - почти как в итальянской Пизе. Сам башню не видел, но знаю, что когда-то здесь пролегал северный транспортный маршрут. Естественно, на дорожной теме кормилась масса тамошних предпринимателей: строились придорожные кафешки, гостиницы, «дальнобоев» обеспечивали женским теплом и лаской - городок цвёл.
Но когда северную трассу спрямили, пустили в стороне от города, бизнес сразу захирел, экономика пришла в упадок. Киоски, которыми была густо усыпана бывшая транспортная артерия, ещё какое-то время держались, затем один за другим стали стремительно закрываться.
Парнишка повернулся ко мне:
- А вы меня до самого - самого дома довезёте?
- Довезу, - благородно согласился я. - Только дорогу показывай.
Повинуясь жестам его руки, с главной улицы Ленина свернули на второстепенную, и так ещё несколько раз, пока не оказались на окраине. Жил мальчик в частном доме - классическая изба, где под окнами разбит палисадник, большущий открытый двор и ворота нараспашку.
Мальчуган по - хозяйски махнул рукой:
- Сюда!
Как только я оказался внутри, ворота закрыли: быстро и бесшумно. Мальчик отстегнул ремень безопасности и, ни слова не говоря, выбрался из машины.
Я тоже вышел. Думаю, что мои действия в следующую минуту объясняются приобретённым опытом таксиста. Каждый «бомбила» в принципе должен быть немного психологом. Потому, что работа его непростая, а обитатели ночного города разительно отличаются от дневных. Они всегда целеустремленны, всегда в поиске, в охоте кто за чем - девочкой, бутылкой или мечтой. В них всегда присутствует алкоголь и склонность к авантюрным недоразумениям. С пассажирами, особенно выпившими, следует говорить ласково, вежливо внимая их полупьяному бреду, почаще поддакивать. Именно работа «бомбилой» приучила держать при себе монтировку, особенно в случае непредвиденных обстоятельств в малознакомой местности. Так, на всякий случай.
Услышав за спиной шорох, действовал интуитивно: развернувшись, наотмашь ударил монтировкой. Что-то хрустнуло, упало, я отскочил в сторону, оглянулся. На земле лежал худой белобрысый мужчина с очень высоким лбом и неприятно веснушчатой кожей. С виска его струилась алая струйка крови, в руках он сжимал бейсбольную биту. Я заметался по сторонам, пытаясь найти малолетнего подонка, который заманил меня в ловушку. Маленький врун! Мерзавец! Где ты?
Вокруг никого. Здесь даже собаки не было. Среди хлама заметил приоткрытую калитку, за которой, кажется, что-то мелькнуло. Сжал монтировку покрепче, ударом ноги высадил дверь с петель. Пространство, бывшее когда-то огородом, было завалено распиленными останками машин - своеобразная мини-свалка. По ржавым кускам металла угадывался характер деятельности семейной банды. «Огород» был довольно большой, с высоким забором, за которым начинался сосновый лес.
Я вернулся обратно. Веснушчатый упырь пришёл в сознание: стонал, ворочался, в глазах мелькали осмысленные злобные искорки. Пинком я отшвырнул биту подальше, под машину. Расстегнул ремень его джинсов, рывком выдернул его наружу. Глаза белобрысого изумлённо расширились, он попытался что-то прохрипеть, но я не стал его слушать - перевернул на живот и крепко - накрепко стянул руки ремнем за спиной, чтобы он и пошевелиться не смог.
И всё-таки нужно было объясниться с пацанёнком. Я подобрал монтировку, отыскал вход в дом. Только приоткрыл обитую дерматином дверь, сразу потянуло характерным деревенским теплом - дух хорошо натопленной печки.
Мальчишку нашёл в комнате. Он сидел у изголовья большущей кровати, на которой лежала женщина лет тридцати пяти. Резко пахло больницей.
«Вот как, - подумал я. - Неужели и вправду инфаркт?» Но вслух сказать ничего не успел - она заговорила сама.
- А я-то всё гадала, когда ты придёшь...
Она оживилась: глаза заблестели, на щеках заиграл болезненный румянец. Сумасшедшая?
- Я тебя сразу узнала! - продолжала она. - Хоть и пятнадцать лет прошло... Всё такой же, только седина появилась. Но она тебе идёт, да...
Пацан, похоже, тоже ничего не понимал.
- Всё ждала, ждала... Думала, хоть как - то отблагодарить смогу, хоть чем-то... Зато у меня теперь деньги есть! Хочешь?
- Простите, мы знакомы?
- Не узнал... - она кокетливо поправила волосы, вздохнула. - Да что там говорить, пятнадцать лет прошло... Время-то, оно никого не красит... А я вот твои слова на всю жизнь запомнила, как мне внушал, что не надо жизнь абортом портить, что оставить надо ребёнка... И вот он какой вырос, сынок мой, Сашенька!
Она погладила мальчика по руке, тот болезненно сморщился, отвернулся.
Еле-еле я начал что-то соображать. После окончания медицинского института я проходил практику (интернатуру) в районной больнице. Рук катастрофически не хватало, поэтому я трудился сразу за всех: гинеколога, психолога, терапевта, даже хирурга. И, похоже, имел неосторожность уговорить эту мадам отказаться от аборта, мол, не гуманно лишать жизни ещё не родившееся дитя - по молодости лет я не скупился подобные увещевания.
А дитё родилось, выросло и вышло на большую дорогу. Вместе со своим папенькой, или кто там хрипел связанный во дворе.
- Сашенька, дядю нужно отблагодарить! Ты ему жизнью обязан!
- Мама...
- И ты не перечь матери! - повысила она голос. - Дай ему денег и выведи на улицу! И без ваших с Виктором фокусов! Вспомни, что такое любовь!
Пацан встал, исподлобья глянул на меня:
- Идём...
Я посторонился, пропуская мальчишку вперед - при любых раскладах мне не хотелось оказаться к нему спиной. А ну как пырнёт ножичком?
Мы вышли во двор. Я обогнул связанного белобрысого, малец же бесцеремонно перешагнул через.
- А это кто? - кивнул я на барахтающееся тело. - Отец что ли?
- Нет... - неохотно ответил он. - Так... Виктор... Сосед. Жена у него умерла...
- И что?
- Ничего. Просто я ему помог плакать.
- Как это? - изумился я.
- Я ещё маленьким был совсем, когда всё случилось. Виктор сидел во дворе и плакал, сильно плакал. Я забрался к нему на колени и сидел там до тех пор, пока он не перестал рыдать. Когда мама спросила, как я это сделал, я ответил, что просто помог ему плакать...
Белобрысый вдруг завертелся, как уж на сковородке. Но мальчик всё равно продолжал:
- Виктор - хороший. Странный только немного...
- А где же твой отец? Таксует?
- Может и таксует... - он скинул засов на воротах, с усилием распахнул их. - Не знаю... Мать тогда на улице работала, всякого насмотрелась с «дальнобоями»...
Он немного помолчал.
- Ты это... Езжай уже. Хорош базарить.
Я сел в машину. Уже завёл двигатель, включил заднюю передачу, но опустил стекло, спросил:
- Слушай, а ты вспомнил, что такое любовь?
- Чего вспоминать-то... - хмуро ответил он. - Любовь - это мама. Кто ещё будет меня целовать на ночь?
Это было сказано таким рассудительно взрослым тоном, что я поразился: пацанёнку-то всего пятнадцать лет! А потом он удивил ещё больше. Наклонился, тихо сказал:
- Спасибо.
- Пожалуйста... Но лучше бы ты завязал с этим всем... - Я взглядом показал направление мини-свалки.
- Завяжу, - буркнул он. - Это всё равно Виктор придумал...
- Зачем?
- Мстит.
- Кому?
- Всем, - пожал он плечами. - Тем, кто ещё жив. И нас вот с мамкой втянул - у нас двор большой, удобно...
© Листраткин
- Я что, похож на таксиста?
- Но мне очень надо!
По щекам его лились вполне натуральные слезы.
- Мамка у меня после инфаркта лежит! - рыдал он. - Даже пошевелиться не может! Кто её напоит-накормит?
- А отец где?
- Здесь, в городе таксует... Денег немного заработал и отправил со мной.
- Кто же с матерью сейчас?
- Сосед...
- Мамку-то любишь?
- Люблю... - прерывисто всхлипнул он. - Очень люблю!
Короче, посадил я его. Пожалел, наверное. И вспомнил, как сам когда-то работал таксистом. Не официальным, с законопослушными «шашечками» на борту, а так... Частным извозчиком на шестёрке, «бомбилой». Тогда у меня даже имени толком не было: «шеф» и «слышь, командир» - вот как меня звали. Не скажу, что «бомбёж» доставлял мне удовольствие, просто время было такое. На основной работе платили копейки, вот и приходилось выкручиваться.
В дороге пассажир вёл себя тише воды ниже травы. Лишь в самом начале он по достоинству оценил красные огоньки приборной панели и ревущий звук двигателя.
- Ого! Это с турбиной «Мазда»?
- Угу.
- А правда, что рвёт, как зверь?
Я вздохнул. «Эс икс семь» действительно зверюга, но и бензина жрёт соответственно - больше двадцати литров на сотню. Порою складывается такое ощущение, будто весь день кружишь возле заправки.
Я нажал на газ, и джип так резво скакнул вперёд, что нас прижало к спинкам кресел. Парнишка восхищённо выдохнул. Думаю, он очень хотел ещё поговорить про машину, но я не дал ему такой возможности: пощёлкал кнопками управления, добавил громкости в динамиках - блюз мощными гитарными риффами выплеснулся наружу.
До Невьянска долетели за час. Это не очень большой и очень сонный город. Значительную часть его составляют дома частной застройки. Хотя есть и «сталинские» дома, и современные многоэтажки, а по окраинам - потемневшие от времени двухэтажные купеческие особняки с вычурным декором. На главной улице можно запросто встретить мужичка в треухе погоняющего буренку.
Обычно Невьянск город рекламируют как место, где расположена «падающая» башня - почти как в итальянской Пизе. Сам башню не видел, но знаю, что когда-то здесь пролегал северный транспортный маршрут. Естественно, на дорожной теме кормилась масса тамошних предпринимателей: строились придорожные кафешки, гостиницы, «дальнобоев» обеспечивали женским теплом и лаской - городок цвёл.
Но когда северную трассу спрямили, пустили в стороне от города, бизнес сразу захирел, экономика пришла в упадок. Киоски, которыми была густо усыпана бывшая транспортная артерия, ещё какое-то время держались, затем один за другим стали стремительно закрываться.
Парнишка повернулся ко мне:
- А вы меня до самого - самого дома довезёте?
- Довезу, - благородно согласился я. - Только дорогу показывай.
Повинуясь жестам его руки, с главной улицы Ленина свернули на второстепенную, и так ещё несколько раз, пока не оказались на окраине. Жил мальчик в частном доме - классическая изба, где под окнами разбит палисадник, большущий открытый двор и ворота нараспашку.
Мальчуган по - хозяйски махнул рукой:
- Сюда!
Как только я оказался внутри, ворота закрыли: быстро и бесшумно. Мальчик отстегнул ремень безопасности и, ни слова не говоря, выбрался из машины.
Я тоже вышел. Думаю, что мои действия в следующую минуту объясняются приобретённым опытом таксиста. Каждый «бомбила» в принципе должен быть немного психологом. Потому, что работа его непростая, а обитатели ночного города разительно отличаются от дневных. Они всегда целеустремленны, всегда в поиске, в охоте кто за чем - девочкой, бутылкой или мечтой. В них всегда присутствует алкоголь и склонность к авантюрным недоразумениям. С пассажирами, особенно выпившими, следует говорить ласково, вежливо внимая их полупьяному бреду, почаще поддакивать. Именно работа «бомбилой» приучила держать при себе монтировку, особенно в случае непредвиденных обстоятельств в малознакомой местности. Так, на всякий случай.
Услышав за спиной шорох, действовал интуитивно: развернувшись, наотмашь ударил монтировкой. Что-то хрустнуло, упало, я отскочил в сторону, оглянулся. На земле лежал худой белобрысый мужчина с очень высоким лбом и неприятно веснушчатой кожей. С виска его струилась алая струйка крови, в руках он сжимал бейсбольную биту. Я заметался по сторонам, пытаясь найти малолетнего подонка, который заманил меня в ловушку. Маленький врун! Мерзавец! Где ты?
Вокруг никого. Здесь даже собаки не было. Среди хлама заметил приоткрытую калитку, за которой, кажется, что-то мелькнуло. Сжал монтировку покрепче, ударом ноги высадил дверь с петель. Пространство, бывшее когда-то огородом, было завалено распиленными останками машин - своеобразная мини-свалка. По ржавым кускам металла угадывался характер деятельности семейной банды. «Огород» был довольно большой, с высоким забором, за которым начинался сосновый лес.
Я вернулся обратно. Веснушчатый упырь пришёл в сознание: стонал, ворочался, в глазах мелькали осмысленные злобные искорки. Пинком я отшвырнул биту подальше, под машину. Расстегнул ремень его джинсов, рывком выдернул его наружу. Глаза белобрысого изумлённо расширились, он попытался что-то прохрипеть, но я не стал его слушать - перевернул на живот и крепко - накрепко стянул руки ремнем за спиной, чтобы он и пошевелиться не смог.
И всё-таки нужно было объясниться с пацанёнком. Я подобрал монтировку, отыскал вход в дом. Только приоткрыл обитую дерматином дверь, сразу потянуло характерным деревенским теплом - дух хорошо натопленной печки.
Мальчишку нашёл в комнате. Он сидел у изголовья большущей кровати, на которой лежала женщина лет тридцати пяти. Резко пахло больницей.
«Вот как, - подумал я. - Неужели и вправду инфаркт?» Но вслух сказать ничего не успел - она заговорила сама.
- А я-то всё гадала, когда ты придёшь...
Она оживилась: глаза заблестели, на щеках заиграл болезненный румянец. Сумасшедшая?
- Я тебя сразу узнала! - продолжала она. - Хоть и пятнадцать лет прошло... Всё такой же, только седина появилась. Но она тебе идёт, да...
Пацан, похоже, тоже ничего не понимал.
- Всё ждала, ждала... Думала, хоть как - то отблагодарить смогу, хоть чем-то... Зато у меня теперь деньги есть! Хочешь?
- Простите, мы знакомы?
- Не узнал... - она кокетливо поправила волосы, вздохнула. - Да что там говорить, пятнадцать лет прошло... Время-то, оно никого не красит... А я вот твои слова на всю жизнь запомнила, как мне внушал, что не надо жизнь абортом портить, что оставить надо ребёнка... И вот он какой вырос, сынок мой, Сашенька!
Она погладила мальчика по руке, тот болезненно сморщился, отвернулся.
Еле-еле я начал что-то соображать. После окончания медицинского института я проходил практику (интернатуру) в районной больнице. Рук катастрофически не хватало, поэтому я трудился сразу за всех: гинеколога, психолога, терапевта, даже хирурга. И, похоже, имел неосторожность уговорить эту мадам отказаться от аборта, мол, не гуманно лишать жизни ещё не родившееся дитя - по молодости лет я не скупился подобные увещевания.
А дитё родилось, выросло и вышло на большую дорогу. Вместе со своим папенькой, или кто там хрипел связанный во дворе.
- Сашенька, дядю нужно отблагодарить! Ты ему жизнью обязан!
- Мама...
- И ты не перечь матери! - повысила она голос. - Дай ему денег и выведи на улицу! И без ваших с Виктором фокусов! Вспомни, что такое любовь!
Пацан встал, исподлобья глянул на меня:
- Идём...
Я посторонился, пропуская мальчишку вперед - при любых раскладах мне не хотелось оказаться к нему спиной. А ну как пырнёт ножичком?
Мы вышли во двор. Я обогнул связанного белобрысого, малец же бесцеремонно перешагнул через.
- А это кто? - кивнул я на барахтающееся тело. - Отец что ли?
- Нет... - неохотно ответил он. - Так... Виктор... Сосед. Жена у него умерла...
- И что?
- Ничего. Просто я ему помог плакать.
- Как это? - изумился я.
- Я ещё маленьким был совсем, когда всё случилось. Виктор сидел во дворе и плакал, сильно плакал. Я забрался к нему на колени и сидел там до тех пор, пока он не перестал рыдать. Когда мама спросила, как я это сделал, я ответил, что просто помог ему плакать...
Белобрысый вдруг завертелся, как уж на сковородке. Но мальчик всё равно продолжал:
- Виктор - хороший. Странный только немного...
- А где же твой отец? Таксует?
- Может и таксует... - он скинул засов на воротах, с усилием распахнул их. - Не знаю... Мать тогда на улице работала, всякого насмотрелась с «дальнобоями»...
Он немного помолчал.
- Ты это... Езжай уже. Хорош базарить.
Я сел в машину. Уже завёл двигатель, включил заднюю передачу, но опустил стекло, спросил:
- Слушай, а ты вспомнил, что такое любовь?
- Чего вспоминать-то... - хмуро ответил он. - Любовь - это мама. Кто ещё будет меня целовать на ночь?
Это было сказано таким рассудительно взрослым тоном, что я поразился: пацанёнку-то всего пятнадцать лет! А потом он удивил ещё больше. Наклонился, тихо сказал:
- Спасибо.
- Пожалуйста... Но лучше бы ты завязал с этим всем... - Я взглядом показал направление мини-свалки.
- Завяжу, - буркнул он. - Это всё равно Виктор придумал...
- Зачем?
- Мстит.
- Кому?
- Всем, - пожал он плечами. - Тем, кто ещё жив. И нас вот с мамкой втянул - у нас двор большой, удобно...
© Листраткин
Информация
Навигация
Лучшие истории
Последние комменты
Реклама